Empire V [= Ампир В ] - Виктор Пелевин

— И что, по-вашему, будет с дворцом? - спросил я.

— У Бога их много. Когда все комнаты одного из них заселяют мыши, Бог его уничтожает. Точнее, перестает создавать, но это одно и то же. Говорят, это выглядит как свет невероятной силы, который сжигает весь мир. Но на самом деле просто исчезает иллюзия материи, и природа Бога, пронизывающая все вокруг, проявляется сама перед собой как она есть. То же самое, говорят, бывает и в конце каждой отдельной жизни. У нашего дворца сейчас не лучшие дни. Мыши живут почти во всех комнатах. Везде чавкает дистиллятор агрегата

— Вы хорошо осведомлены, - сказал я.

— Вопрос заключается в том, что мы будем делать, когда Богу это окончательно надоест, и он закроет проект?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Может, на новую планету пошлют работать. Меня другое интересует. Вот вы профессор теологии. Говорите про Бога как про своего хорошего знакомого. А почему, скажите, он сделал нашу жизнь такой пустой и бессмысленной?

— Потому что если бы в вашей жизни был смысл, - сказал молдаванин, выделив слово "вашей", - выходило бы, что правильно поступают те комнаты, которые запускают в себя мышей. И Богу стало бы негде жить.

— Хорошо, - сказал я, - а зачем тогда вы мне все это говорите?

— Я вам телефончик хочу дать, - ответил молдаванин, протягивая мне карточку с золотым обрезом. - Если захотите, приходите на молитвенное собрание. Легкого пути назад не обещаю. Но Бог милостив.

Я взял карточку в руки. На ней было написано:

К Богу через Слово Божие.

Молитвенный дом "Логос КатаКомбо".

На обороте были телефоны.

Сунув карточку в карман, я провел рукой по тому месту на поясе, где должен был находиться футлярчик с конфетой смерти. Его там не оказалось - я опять вышел из дома пустой. Впрочем, будь конфета на месте, я, разумеется, не последовал бы совету Озириса. Движение вышло рефлекторным.

— Ясно, - сказал я. - Вместо винного пресса поставим на Вилле Мистерий свечной заводик, да? Зря стараетесь, халдеи не дадут. В лучшем случае будете халтурить в уголочке. Если места хватит…

— Не ерничайте. Лучше поразмышляйте на досуге.

— Поразмышляю, - ответил я. - Я вижу, вы добрый человек. Спасибо за ваше участие в моей жизни.

— Мне пора, - сказал молдаванин и постучал по пластырю на шее, - а то шеф заждется. Помните, вы обещали никому не рассказывать о нашем разговоре.

— Не думаю, что это кому-нибудь интересно. Хотя знаете что… Почему бы вам Иштар Борисовну не перевербовать? Она вполне созрела. Делюсь инсайдерской информацией.

— Подумайте, - повторил молдаванин, - путь назад еще открыт.

Он повернулся и пошел вверх по лестнице.

Я вышел из подъезда и побрел к машине.

"Путь назад, - думал я. - Назад - это куда? Разве там хоть что-нибудь остается?" Сев в машину, я поднял глаза на Ивана в зеркале. Иван улыбнулся, ухитрившись не потерять при этом своего обиженного вида.

— Я тут размышлял о жизни, - сказал он, обдав меня вонью ментоловых пастилок. - И придумал китайскую пословицу. Сказать?

— Скажи.

— Сколько хуй не соси, императором не станешь.

Мысль была справедливой, но употребление глагола "сосать" - даже и в таком нейтральном контексте - граничило с открытым хамством. Я вдруг понял, что он пьян. Возможно, с самого утра. А может быть, он был нетрезв и во время нашей прошлой встречи. Мне стало страшно. Я понятия не имел, что у него на уме.

— Да, - сказал я, осторожно наклоняясь вперед, - социальной мобильности в нашем обществе стало меньше. Это верно, над этим надо работать. С другой стороны… Императором, конечно, не станешь. А вот императрицей можно.

На середние фразы моя голова привычно дернулась. Затем я откинулся на сиденье и некоторое время анализировал маршрут его личности.

Бояться было нечего. Разве что ДТП. Но Гера… Так бесстыдно заигрывать с шофером… Впрочем, подумал я презрительно, у них это профессиональное.

Локи позвонил в восемь утра сообщить, что дуэль назначена на сегодня.

— Мы приедем в одиннадцать, - сказал он. - Будь готов. И не пей много жидкости.

Он сразу же повесил трубку, и я не успел ничего уточнить. Когда я попытался перезвонить, его телефон оказался выключен.

В оставшиеся три часа мое воображение работало в бешеном темпе.

Пистолеты или клинки?

Я вообразил, как меня убивает пуля. Мне казалось, что это будет похоже на удар раскаленным прутом. Вампирам запрещено стрелять друг другу в голову, и Митра будет целить мне в живот, как Пушкину…

Или это будут рапиры? Что чувствует человек, когда его протыкают рапирой? Наверно, это как порезаться хлебным ножом, только глубоко внутри - и до самого сердца. Я несколько раз пытался представить себе это, и каждый раз меня передергивало.

Я не пугал себя этими фантазиями, а, наоборот, успокаивал. Подобные варианты совершенно точно мне не грозили: я помнил о специальном оружии, про которое говорил Локи. Самой дуэли можно было не бояться.

Угроза исходила от дуэльного ордера Митры. Вот о чем было страшно думать: он действительно мог выписать мне билет на встречу с Богом, чтобы я сам выяснил, прав Озирис или нет. А даже если не это, думал я, Митра все равно придумает какую-нибудь невероятную мерзость, и лучше мне вообще ничего про нее не узнать. Вот так куется воля к победе…

Когда до одиннадцати осталось полчаса, я сообразил, что еще не решил, как оденусь. Порывшись в шкафу, я нашел черную пиджачную пару, которая была мне немного велика. Зато не будет стеснять движений, подумал я. На ноги я надел ботинки с твердым мыском - не то чтобы всерьез готовясь к драке, а на всякий случай. Затем я намазал волосы гелем, выпил для смелости немного виски, сел в кресло и стал ждать гостей.

В одиннадцать в дверь позвонили.

Локи и Бальдр были свежевыбриты, благоухали одеколоном и имели торжественный и официальный вид. Локи нес в руках вместительный черный баул.

— Мы, наверно, вызываем подозрения, - весело сообщил он. - Милиционер спросил документы. Прямо у подъезда.

— А глаза умные-умные, - добавил Бальдр. - Все понимает, только сказать не может.

Я решил, что мне тоже следует вести себя весело и лихо.

— Наверно, - сказал я, - решил, что вы риэлторы. Тут часто разные негодяи бродят и вынюхивают. Тихий центр.

Бальдр и Локи сели в кресла.